зимний патриот
В апреле мы большой веселой дофбшной компанией играли в сейв энд килл с персонажами Марвел. С меня было два драббла и коллаж с мертвым Тором из Фиар Итселф, который история не сохранила.
Леди Локи, 148 словЛеди Локи, 148 слов.
Зеркала лгут. Они непостоянны, точно водная гладь, ровную поверхность слишком легко исказить. Слишком легко обмануть. Слишком легко быть обманутым - ими.
Чары - камень на дно, создающий круги. Светлеют, рассыпаясь кудрями, волосы, зелень одежд перетекает в багрянец, смягчается, меняясь, лицо. Только улыбка остается прежней, острой разящей улыбкой Локи.
Зеркало лжет. Зеркало - врата, открытые на обе стороны.
Если кого-то звать, он ответит.
Иные облики лучше не принимать.
Отражение дрожит, расплывается алым пятном. Плавится. Локи чувствует жар, исходящий от него, его притягивает - затягивает - и он творит ледяные стены, ограждаясь, но пламя сжирает их.
Оно голодно, оно хочет еще. На лице Алой Ведьмы - лице Локи - вновь отчетливом улыбка Хтона. Улыбка той, что творила мир, разжигая огонь отчаяния.
Локи бьет стремительным точным ударом, обращая воду в лед, и зеркало рассекает трещина, бездонная впадина, поглощающая саму себя. Осколки со звоном падают на пол.
По лицу Локи стекает кровь.
Росомаха, близнецы Максимовы, 149 словРосомаха, близнецы Максимовы, 149 слов.
Росомаха знал, что у него нет шансов, когда увидел её снова - не её - но она, черт возьми, была так похожа на ту, а белобрысый парень, стоящий рядом с ней - на Магнето, ворвавшегося в лесную хижину хренову прорву лет назад.
До сих пор чесались когти вспороть ему брюхо. Ему, не ему, не тому, какая разница.
Поэтому он согласился.
- Мой сын очень слабый. Жалкий щенок, - с отвращением сказал Магнето. - Ты хочешь доказать мне свою верность? Они с Вандой завтра отправятся на разведочный осмотр. Я хочу, чтобы ты проследил за ними и убил его.
И когда над зеленой чащей поднялись те твари, гребаные динозавры, Росомаху спасло только то, что Ванда всерьез не хотела его убивать. Убирайся, велела она. Монстры смотрели на него, как псы, ожидая команды.
И он побежал, скрылся в поганой чаще, остановившись лишь на секунду, чтобы увидеть, как головы близнецов склоняются друг к другу.
Как обсуждение Стэна в OUAT 1.17 вылилось в дивный пейринг ножницы/Шляпник, или дневник Джальд в роли катализатора фэндомной активности.
Джефферсон, 120 словДжефферсон, 120 слов.
Он проводит пальцами по шраму - зеркальный двойник повторяет его движение. Джефферсон начинает смеяться, сначала тихо, затем громче и громче, пока звуки не застревают в горле. Гладь этого зеркала никогда не пойдет рябью, выпуская его. Он проводит перышком по лезвиям ножниц, и алый пух, кружась, падает на пол. Королева хочет шляпу? Что ж, она получит её, красную, с дымчатой длинной вуалью. Пусть Королева войдет в мастерскую вместе со своим чревовещателем, пусть. Никакая стража не спасет её тонкую шейку от разверстой пасти ножниц.
Голову с плеч!
Джефферсон истинный сын своего Королевства, магия вошла в него с молоком матери. Он знает, и знание это наполняет его предвкушением легким и золотистым, как локоны Грейс. Ни одни Врата не в силах противиться магии крови.
Регина, Джефферсон, 209 словРегина, Джефферсон, 209 слов.
Бьют часы; тени приходят в полночь, духи, стеняющие у грани, что разделяет жизнь и смерть. Сперва Регина принимает его за призрак, но вода, натекшая с одежды гостя - настоящая, ковер весь в уродливых мокрых пятнах. И шляпа, о небеса, черная нелепая шляпа с яркой шелковой подкладкой, слишком знакомая, чтобы заткнуть в себе Регину-королеву. Она знает, что нельзя окликать умерших, это непреложный закон, но произносит: Джефферсон. Голос её спокоен. Регина ждала их, всех тех, кого погубила, ждала, как старых друзей.
У него черные голодные глаза, и воротник пальто поднят до самого подбородка. Генри, вспоминает Регина с беспокойством, но тут же приходит в себя: сын спит крепко, незачем волноваться. Пока.
- Джефферсон, - повторяет она с обычной своей надменностью, - чего тебе нужно?
Он вдруг улыбается, ломая лицо, переплавляя его в страшную маску. Срывает с себя шляпу и кланяется резко, дергано, с издевательской почтительностью. Пальто распахивается, воротник открывает шею; темный шрам смеется второй улыбкой.
- Ваше величество, - хохочет Джефферсон, Безумный Шляпник, самая алчная из теней.
Молния за окном на миг ослепляет Регину. Она моргает, избавляясь от белизны перед глазами, а когда снова видит, то никого нет. Снаружи идет дождь, на часах пять минут первого. Только коверь весь в уродливых мокрых пятнах.
И белая, от игрушки, шерстинка у самых её ног.
Генри, Грейс, 288 словГенри, Грейс, 288 слов.
Пейдж любит сказки. У неё куча книжек, больших и маленьких, с картинками и без, но та, что однажды показывает ей Генри особенная. Честно говоря, Пейдж вовсе не собиралась с ним вот так сидеть, на окраине Сторибрука, там, где их никто не найдет. Её ждут подруги, родители, на ужин спагетти, мама давно их обещала, но Генри такой же особенный, как и его книга, поэтому она остается. Склоняется над страницами, разглядывая картинки.
- Ух ты, - удивляется Пейдж, - эта девочка вылитая я!
Она точно смотрится в зеркало, решившее не отражать, а рисовать. Вот только на девочке красивый красный плащ и длинное нарядное платье, у Пейдж таких никогда не было. И папа у неё другой, с растрепанными темными волосами, в странной одежде, страшно умилительный. Пейдж улыбается, глядя на него. Ей хочется погладить эти смешные вихры, она было протягивает руку, но останавливается, замерев.
- Кто это? - спрашивает Пейдж.
- Её зовут Грейс, - отвечает Генри. - А это её отец, Шляпник.
- У Шляпника ведь не было дочери.
- Все зависит от трактовки, - с важным видом поясняет Генри, взгляд у него сейчас острый и цепкий. Мисс Миллс так иногда смотрит.
- Грейс, - повторяет Пейдж.
Зря она с ним пошла, что бы не думала раньше. Ей вдруг становится грустно, до слез. Пейдж чудится, что она вот-вот утонет, останется на дне. Никто её не найдет, не спасет. Даже папа.
- Что с тобой? - волнуется Генри в ответ на странную её улыбку.
Она хочет сказать: все хорошо, но ничего, ничего не хорошо. Пейдж хочет домой, залезть под одеяло и долго-долго плакать, уткнувшись в шерсть кролика, которого однажды выиграла на ярмарке. Но вдруг все проходит. Улыбка Пейдж больше не странная, а теплая, как солнечный лучик.
- Все хорошо, - говорит она.
Леди Локи, 148 словЛеди Локи, 148 слов.
Зеркала лгут. Они непостоянны, точно водная гладь, ровную поверхность слишком легко исказить. Слишком легко обмануть. Слишком легко быть обманутым - ими.
Чары - камень на дно, создающий круги. Светлеют, рассыпаясь кудрями, волосы, зелень одежд перетекает в багрянец, смягчается, меняясь, лицо. Только улыбка остается прежней, острой разящей улыбкой Локи.
Зеркало лжет. Зеркало - врата, открытые на обе стороны.
Если кого-то звать, он ответит.
Иные облики лучше не принимать.
Отражение дрожит, расплывается алым пятном. Плавится. Локи чувствует жар, исходящий от него, его притягивает - затягивает - и он творит ледяные стены, ограждаясь, но пламя сжирает их.
Оно голодно, оно хочет еще. На лице Алой Ведьмы - лице Локи - вновь отчетливом улыбка Хтона. Улыбка той, что творила мир, разжигая огонь отчаяния.
Локи бьет стремительным точным ударом, обращая воду в лед, и зеркало рассекает трещина, бездонная впадина, поглощающая саму себя. Осколки со звоном падают на пол.
По лицу Локи стекает кровь.
Росомаха, близнецы Максимовы, 149 словРосомаха, близнецы Максимовы, 149 слов.
Росомаха знал, что у него нет шансов, когда увидел её снова - не её - но она, черт возьми, была так похожа на ту, а белобрысый парень, стоящий рядом с ней - на Магнето, ворвавшегося в лесную хижину хренову прорву лет назад.
До сих пор чесались когти вспороть ему брюхо. Ему, не ему, не тому, какая разница.
Поэтому он согласился.
- Мой сын очень слабый. Жалкий щенок, - с отвращением сказал Магнето. - Ты хочешь доказать мне свою верность? Они с Вандой завтра отправятся на разведочный осмотр. Я хочу, чтобы ты проследил за ними и убил его.
И когда над зеленой чащей поднялись те твари, гребаные динозавры, Росомаху спасло только то, что Ванда всерьез не хотела его убивать. Убирайся, велела она. Монстры смотрели на него, как псы, ожидая команды.
И он побежал, скрылся в поганой чаще, остановившись лишь на секунду, чтобы увидеть, как головы близнецов склоняются друг к другу.
Как обсуждение Стэна в OUAT 1.17 вылилось в дивный пейринг ножницы/Шляпник, или дневник Джальд в роли катализатора фэндомной активности.
Джефферсон, 120 словДжефферсон, 120 слов.
Он проводит пальцами по шраму - зеркальный двойник повторяет его движение. Джефферсон начинает смеяться, сначала тихо, затем громче и громче, пока звуки не застревают в горле. Гладь этого зеркала никогда не пойдет рябью, выпуская его. Он проводит перышком по лезвиям ножниц, и алый пух, кружась, падает на пол. Королева хочет шляпу? Что ж, она получит её, красную, с дымчатой длинной вуалью. Пусть Королева войдет в мастерскую вместе со своим чревовещателем, пусть. Никакая стража не спасет её тонкую шейку от разверстой пасти ножниц.
Голову с плеч!
Джефферсон истинный сын своего Королевства, магия вошла в него с молоком матери. Он знает, и знание это наполняет его предвкушением легким и золотистым, как локоны Грейс. Ни одни Врата не в силах противиться магии крови.
Регина, Джефферсон, 209 словРегина, Джефферсон, 209 слов.
Бьют часы; тени приходят в полночь, духи, стеняющие у грани, что разделяет жизнь и смерть. Сперва Регина принимает его за призрак, но вода, натекшая с одежды гостя - настоящая, ковер весь в уродливых мокрых пятнах. И шляпа, о небеса, черная нелепая шляпа с яркой шелковой подкладкой, слишком знакомая, чтобы заткнуть в себе Регину-королеву. Она знает, что нельзя окликать умерших, это непреложный закон, но произносит: Джефферсон. Голос её спокоен. Регина ждала их, всех тех, кого погубила, ждала, как старых друзей.
У него черные голодные глаза, и воротник пальто поднят до самого подбородка. Генри, вспоминает Регина с беспокойством, но тут же приходит в себя: сын спит крепко, незачем волноваться. Пока.
- Джефферсон, - повторяет она с обычной своей надменностью, - чего тебе нужно?
Он вдруг улыбается, ломая лицо, переплавляя его в страшную маску. Срывает с себя шляпу и кланяется резко, дергано, с издевательской почтительностью. Пальто распахивается, воротник открывает шею; темный шрам смеется второй улыбкой.
- Ваше величество, - хохочет Джефферсон, Безумный Шляпник, самая алчная из теней.
Молния за окном на миг ослепляет Регину. Она моргает, избавляясь от белизны перед глазами, а когда снова видит, то никого нет. Снаружи идет дождь, на часах пять минут первого. Только коверь весь в уродливых мокрых пятнах.
И белая, от игрушки, шерстинка у самых её ног.
Генри, Грейс, 288 словГенри, Грейс, 288 слов.
Пейдж любит сказки. У неё куча книжек, больших и маленьких, с картинками и без, но та, что однажды показывает ей Генри особенная. Честно говоря, Пейдж вовсе не собиралась с ним вот так сидеть, на окраине Сторибрука, там, где их никто не найдет. Её ждут подруги, родители, на ужин спагетти, мама давно их обещала, но Генри такой же особенный, как и его книга, поэтому она остается. Склоняется над страницами, разглядывая картинки.
- Ух ты, - удивляется Пейдж, - эта девочка вылитая я!
Она точно смотрится в зеркало, решившее не отражать, а рисовать. Вот только на девочке красивый красный плащ и длинное нарядное платье, у Пейдж таких никогда не было. И папа у неё другой, с растрепанными темными волосами, в странной одежде, страшно умилительный. Пейдж улыбается, глядя на него. Ей хочется погладить эти смешные вихры, она было протягивает руку, но останавливается, замерев.
- Кто это? - спрашивает Пейдж.
- Её зовут Грейс, - отвечает Генри. - А это её отец, Шляпник.
- У Шляпника ведь не было дочери.
- Все зависит от трактовки, - с важным видом поясняет Генри, взгляд у него сейчас острый и цепкий. Мисс Миллс так иногда смотрит.
- Грейс, - повторяет Пейдж.
Зря она с ним пошла, что бы не думала раньше. Ей вдруг становится грустно, до слез. Пейдж чудится, что она вот-вот утонет, останется на дне. Никто её не найдет, не спасет. Даже папа.
- Что с тобой? - волнуется Генри в ответ на странную её улыбку.
Она хочет сказать: все хорошо, но ничего, ничего не хорошо. Пейдж хочет домой, залезть под одеяло и долго-долго плакать, уткнувшись в шерсть кролика, которого однажды выиграла на ярмарке. Но вдруг все проходит. Улыбка Пейдж больше не странная, а теплая, как солнечный лучик.
- Все хорошо, - говорит она.