Она никогда не была в Бергмарк; ей представляются ослепительно светлое солнце, серое в белизну небо и крепость, перенесшая десятки осад, - по чужим рассказам, кажущимися чем-то выдуманным и нереальным. Шепот тянется за ней шлейфом, мерзкий, глумливый; копотью осел на стенах гостиных и дворцовых альковов. Хочется настежь открыть окно и подставить лицо холодному зимнему ветру, чтобы выжег мысли и не оставил ничего. Слишком поздно сожалеть, а попытаться что-то исправить? Игра, начатая давным-давно продолжается, и даже смерть её не прекратит. Катарина нервным, судорожным движением стягивает рукав до локтя; бледно-розовое пятно ожога кажется клеймом. Она долго смотрит на него, в кончиках пальцев зарождается неприятная щекотка, и королева берется за четки. У неё слабые руки, но на этот раз хватает сил, чтобы порвать нитку и слушать оглушительно громкий стук рассыпавшихся бусин. Заходит Рокслей, взгляд у неё цепкий и жадный. Говорит: - К вам граф Штанцлер, ваше величество. Катарина прикрывает глаза, утомленная, несчастная королева. Лицо бледнее обычного – ах, вы не знаете? Её величество больна. Она отвечает: - Пусть войдет.